Когда они танцевали мимо стола Миллеров, незнакомка кивнула на Нину, одетую в белое газовое платье, и пренебрежительно уронила:

– Фу, агитпроповская богородица. Вы за ней, кажется, ухаживали?

– Да, немножко – я начал писать роман и думал использовать Нину в качестве модели.

– А что это за роман?

– Об идеальных людях нового типа – гомо совьетикус.

– Ну и как, получается?

– Ничего не получается – модели ведут себя не по плану.

После танца маска села с Борисом за его столик и усмехнулась:

– Поскольку я послала вам приглашение, я должна следить, чтобы вы не скучали.

Вела она себя в полном соответствии со своим костюмом – как черт, вцепившийся в грешную душу. Хотя Борис был полностью уверен, что это какая-то провокация, но чем больше он присматривался к провокационным формам в черном трико, тем больше ему хотелось выяснить, чем все это кончится.

Мимо протанцевала Нина, но не со своим кавалером, а с папой. Потом папа запыхался и отдыхал с Нининым кавалером, а Нина танцевала с Серафимом Аллилуевым, который уже давно жаловался, что он безнадежно влюблен в нее. Теперь же Нина даже посадила его за свой столик.

– Так это, значит, герои вашего романа – гомо совьетикус, – сказала замаскированная чертовка. Как настоящая грешница, недолюбливающая святых дев, она презрительно фыркнула: – Посмотрите, как этих хлыстов тянет к их хлыстовской богородице.

– Каких хлыстов?

– Их там целых три. А кто это – угадайте сами. Ведь это вы пишете роман, а не я. Кстати, это в точности, как в Нининых стишках: «Изо всех невозможно-возможных возможностей – ты всех невозможней – и всех милей!»

Судя по всему, эта чертовка была молода, хороша, остроумна, распространяла вокруг себя запах тонких духов и твердо решила разыгрывать свою роль до конца. Даже после окончания маскарада, отцепив в гардеробе хвост и рожки, маску она все-таки не сняла. Когда они садились в машину незнакомка вдруг показала на повисшую в небе луну:

– Смотрите, луна уже взошла. И какая полная. Говорят что в полнолуние некоторые люди сходят с ума. Может быть, и я тоже сошла с ума, что еду с вами.

– Куда вас везти? – спросил он.

– Куда хотите.

Чтобы положить конец провокациям, он предложил:

– Тогда поехали ко мне?

– Хорошо, – согласилась чертовка. – Только на всю ночь. Когда они приехали, она сияла с себя все, кроме маски, и честно расхаживала кругом, чтобы показать, что все другое без обмана. Потом, не снимая маски, она прыгнула в постель.

Видно, поэтому декадент Кафка, хитроумный еврей, и писал, что борьба с чертом напоминает борьбу с женщиной и неизменно кончается в постели.

Писателям, которые претендуют на современность, рекомендуется придерживаться языка данной эпохи. Но как описать столь исписанную тему, как женщина, в наш век социалистического реализма, индустриализации и механизации?

К счастью, незнакомка вполне соответствовала духу нашей индустриальной эпохи. Это была не женщина, а машина. Из тех женщин, которые кричат: «Долой мужчину – даешь машину!»

Незнакомка сняла с себя маску только тогда, когда ей захотелось спать. На подушке с закрытыми глазами лежало хорошенькое личико французской Лизы.

– Это действительное сказка из тысяча и второй ночи! – сказал он. – Ведь ты же всегда ненавидела меня, как собака кошку?

Лиза устало улыбнулась:

– Знаешь, человеку свойственно ошибаться, сказал петух, слезая с козы.

– Но почему ты мне так грубиянила?

– Ах, ты ничего не понимаешь в женщинах, – сонно бормотала Лиза, не открывая глаз. – Ты просто нравился мне – и я ревновала тебя к Нине. А теперь я с Ниной поссорилась.

– Ох чудеса…

– Да, от президента дома чудес я тоже ожидала всяких чудес, – сонно шептала Лиза. – Но, кажется, я ошиблась… Впрочем, ты самое большое чудо в доме чудес: нормальный человек… А теперь луна зашла, и я хочу спать.

Утром Лиза увидела на стене триптих Босха «Сад земных утех», который висел здесь еще с тех времен, когда этой квартирой пользовался Максим.

– Ага, слева скучный рай, – сказала она. – Посередке наша сумасшедшая жизнь. А справа, посмотри, какой веселый ад! Кстати, этот Босх, хотя и был монахом, но принадлежал к секте голиков-адамитов. Он любил бегать голеньким – вот так, как я, – и она затанцевала голенькая по квартире.

Когда они встретились в следующий раз, Лиза поставила вопрос ребром:

– А почему ты еще не сделал мне предложения? Ведь это свинство с твоей стороны!

От такого свинства она так рассердилась, что чуть не засадила ему вилку в бок. Потом она стала хныкать, что когда-то, катаясь на лыжах с гор, она стукнулась головой о дерево, и с тех пор врачи говорят, что у нее было сотрясение мозга, и поэтому она за свои поступки не отвечает.

Однако у Лизы были и свои хорошие качества. Например, она никогда не отказывала. Иногда, когда Борису было скучно, он звонил ей по телефону. Иногда уже за полночь.

– Ох, у меня здесь сидит один поклонник, – вздыхала Лиза. – Немножко неудобно. Но ничего, я сейчас приеду. И приезжала в машине своего поклонника.

– Я не люблю долгих разговоров, – оправдывалась она, прыгая в постель. – Все мужчины стараются доказать, какие они умные. А я и сама не дура.

Благодаряя хорошему знанию иностранных языков французская Лиза была на особом положении. Иногда по приказу свыше ей давали на радио «Свобода» отпуск, и она в качестве переводчицы сопровождала всякие советские делегации за границу.

Однажды, вернувшись из такой поездки в Вену, она привезла Борису два подарка. В первом пакетике был серебристый шелковый галстук.

– Самый лучший в Вене! – сказала она. – Ты такого даже v и не заслуживаешь.

Во втором пакетике была маленькая игрушечная ведьма на помеле. Рыжие волосы из куриного пуха, остренький деревянный носик и штанишки из клеенки.

– Самая хорошенькая ведьма в Вене, – улыбнулась Лиза. – Если не считать меня. Но я летаю не на метле, а на самолете.

– Хм, – сказал Борис, вертя игрушку в руках. – А зачем это?

– Это амулет от нечистой силы. Повесь его себе в машину.

Вместо машины Борис засунул подарок в ящик письменного стола и забыл о нем.

Но зато Лиза не забыла. Как и многие женщины, она была довольно близорука, но очков не носила. Поэтому отсутствие амулета в машине она заметила не сразу. Но зато когда заметила…

Лиза подняла крик, что неуважение к маленькой ведьме – это для нее личное оскорбление. Дело происходило ночью в подмосковном лесу, и Лиза закатила такой скандал, что взбудоражила все лесное зверье.

На верхушках деревьев проснулись и загалдели вороны. Из-за кустов выскочил перепуганный заяц и метнулся через дорогу. А Борис, чтобы не наехать на зайца, чуть не наскочил на телефонный столб.

– Видишь, это-потому, что у тебя нет амулета! – вопила Лиза.

– Но ведьма в машине – это дурная примета, – оправдывался он.

– Ах так! Значит, и я для тебя тоже дурная примета? – вскипела Лиза и выскочила из машины, как разъяренная пантера.

В темноте она сослепу стукнулась ногой о пенек и подняла такой гвалт, такой переполох, какого подмосковные леса не слышали со времен наступления немцев на Москву.

Однажды Борис спросил Лизу, кто она такая: полуеврейка или внучка царского сенатора. Лиза недовольно поморщилась:

– Евреи – это не раса, а религия. Поэтому, раз мои предки перешли из иудейства в христианство, значит, я никакая не еврейка. И не напоминай мне об этом.

Желая доказать, что она вовсе не еврейка, Лиза даже рассказала еврейский анекдот:

– Знаешь, когда Абрамчику исполнилось тринадцать лет, устроили праздник бар-митцва, а потом мамеле и говорит: «Ну, Абрамчик, теперь ты уже взрослый, на тебе рубль и сходи к проститутке». Тогда Абрамчик идет к своей младшей сестре Сарочке и говорит: «Слушай, Сарочка, зачем я буду давать рубль проститутке. Может, хочешь ты заработать?» А Сарочка и говорит: «Что? Рубль? Да мне папеле за это же самое пять рублей платит». – Лиза с сожалением вздохнула: – А я, дура, тебе даром даю. Видишь, значит, я вовсе не еврейка.